Здравствуйте.

Меня зовут Николай Бурцев, я – очень давний редактор «Блокнота Борисоглебска».

А еще - я житель Борисоглебска.

И я очень его люблю.

Это – мой неродной город. И… мой родной.

Я родился в Калининграде (это - самая западная точка бывшего СССР).

Там я появился на свет, там я научился ходить и говорить. Там я кормил лебедей на озере (вместе с мамой).

Мама покупала большую булку (это были брежневские времена, поэтому - булка стоила сущие копейки, советские копейки), мы ее ломали на куски и бросали в озеро.

Лебеди подплывали и кушали.

Я был тогда совсем маленьким, совсем-совсем, но я по сей день это помню: озеро, лебеди и туман (Калининград – холодный город, там – Балтика, там дожди и туманы).

Я там часто болел. И родители меня привезли на южную родину к папе – в Борисоглебск.

Тут было тепло. Тут росли вишни и абрикосы. Тут я отучился в школе, потом – отучился в БГПИ.

Тут я влюблялся.

Тут родились все мои дети (у меня - много детей).

И тут я стал журналистом.

Я начинал работать в газете: была в начале «нулевых» такая классная газета - «Сударыня». Потом я работал в телекомпании «Светоч». Потом – в телекомпании «Борисоглебск». Потом – в РИА «Глас-Медиа».

А потом в мою жизнь пришел «Блокнот»….

Его открыли в конце 2015 года. Первые два месяца его редактировал мой коллега Николай Коробов, а с февраля 2016-го начал редактировать я.

«Блокнот» был новым форматом для Борисоглебска: народным новостным порталом.

До нас что-то подобное пытался делать «Борисоглебск Onlinе» (я там тоже писал), но этого сайта уже давно нет, он умер.

А мы – живем.

Нам было трудно. Всегда трудно жить, когда ты – «против течения».

Последние три года, наверное, для «Блокнота» были самыми трудными временами.

Мы бы утонули, если бы не воля, сила и уверенность директора «Блокнота» : В.В. Владимирова.

Что такое «Блокнот» сегодня?

Это – стремление к правде. Это – без рамок и цензуры.

Я не хочу умышленно писать, мол: «мы – истина».

Нет, конечно. Мы – не истина, мы тоже ошибаемся.

Но, мы… хотя бы  пробуем что-то изменить.

А еще мы – мечтатели.

Как там у Сервантеса,  в его бессмертном «Дон Кихоте»?